Пятница, 19.04.2024, 21:25 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Отшельник Домодедово Приглашение в бизнес

Каталог статей

В Гайд-парке

Весь вчерашний день и до глубокой ночи я корпел над своими нескладными стишками. Случится же так: прилетит крылатая муза нежданно-негаданно. И время убыстряет свой бег. Часы летят как минуты, о секундах и говорить нечего. Ты уже и гонишь её прочь, ты так хочешь спать... Ан, нет: она не только неумолима в части улететь восвояси, но и беспредельно жестока; она не только верна тебе беззаветно, но и не выпускает тебя из-за стола на котором и быть ничего не может, кроме пары ручек да беспорядочно разбросанных листов бумаги, пестреющих перечеркнутыми строчками. Куда ни глянь - повсюду хлам, бумага вся изорвана на клочья и перечеркнутые строчки пестреют тут и там. А так хочется бросить все к этакой матери и забыться, не думать ни о чем: уехать в какой-нибудь колхоз, поселиться в избе на краю села, ходить в гости к дояркам, пить парное молоко, париться в баньке... И чтоб никаких тебе газет, чтоб никакого телевизора... Чтоб ложиться спать после захода солнца и просыпаться с рассветом... Чтоб видеть эту красоту, чтоб вдыхать и наслаждаться запахом сена, запахом парного молока и навоза, чтобы босиком погулять по траве и дорожной, не тронутой асфальтом, пыли... Да разве поймет она крылатая... Она словно моль. От неё не отмахнуться, она запросто залетит к тебе на вечерний свет от лампочки Ильича, она подслеповато воткнется в твое лицо, теряя при ударе о твой нос аллергенную пыльцу. Проклятие: здесь тебе и бессонные ночи, и переполненная пепельница, от которой то и дело норовишь отодвинуться подальше. Взять бы, да и отодвинуть от себя саму пепельницу или выбросить все её зловонное содержимое. Так нет же, сам отодвигаешься. Лень обволакивает тело, вокруг тебя не то голубое, не то серое облако дыма - сизое, одним словом. Не помню, как и уснул. Проснулся же сегодня почти пополудни. Слух поневоле стал воспринимать то, что вещал пятирублевый "матюгальник", висящий на стене и никогда не выключающийся, именуемый радиоточкой. Бодрый и торжественный голос диктора передавал прямой репортаж о событиях на Красной площади. Парад уже закончился, а по площади шествуют колонны демонстрации трудящихся по случаю 72 годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. На трибуне мавзолея демонстрацию приветствуют Генеральный секретарь ЦК КПСС и члены Политбюро... Я понял, что застал, скажем так, последние аккорды радиотрансляции, посвященной этому событию. Диктор уверял, что сейчас уже нет помпезности, характерной для мероприятий такого уровня в прежние годы. Затем слово дали какому то епископу или патриарху, в общем - видному религиозному деятелю. Суть его выступления сводилась к тому, что пора бы нам всем обратиться к Богу и черпать от него все то, что так безжалостно было попрано: и милосердие, и терпимость, и любовь к ближнему, и прочее... Сладко потянувшись, привычны жестом беру сигарету, чиркаю спичкой и глотаю первую в этот день порцию никотина. Размышляя о прочем, прихожу к мысли о том, что день сегодняшний как никогда свободный. А раз так, то нужно привести себя в надлежащий вид и пойти пошататься где нибудь, а возможно, и с кем нибудь. Довольно, двое суток я не покидал своего убежища, сидел, сгорбившись, за письменным столом. Все, к черту! Иду гулять! Куда глаза глядят. И быстрее, быстрее покинуть этот поистине казенный дом. Выхожу из подъезда и умышленно направляюсь не к ближней, а к дальней остановке автобуса, с удовольствием вдыхаю холодный ноябрьский воздух. Сворачиваю к попавшемуся на пути телефону-автомату. Набрав номер, опускаю в монетоприемник двухкопеечную монету. Слушаю длинные гудки... после третьего гудка моя двушка с треском проваливается в ненасытное чрево автомата, после чего слышу гудки короткие. Хорошее, нечего сказать, начало дня. Впрочем, это не испортило мне настроения, так как я нащупал в карманах две однокопеечных монеты, а впереди, метрах в пятидесяти, располагалась ещё одна телефонная будка. Очередной автомат оказался не таким неблагодарным, подарив мне связь и отличную слышимость. - Але, привет, че делаешь? Проезжающий мимо "Икарус" заглушил ответное приветствие. Поговорив о том, о сем дежурными фразами и поздравив собеседницу с праздником, вешаю трубку. Оказывается, она привязана к телефону - ждет звонка от Оли. Договорились, что я перезвоню из Текстильщиков. Автобус, в который я вошел, оказался практически пустым. В салоне было тепло и чисто. Я уселся у окна и бессмысленным взглядом провожал убегающие кварталы Печатников. В Текстильщиках, как всегда столпотворение. И этот день не стал исключением. В переходе, ведущему к метро, все телефоны заняты. Отстояв очередь из трех человек, я исполнил свое обещание перезвонить и нырнул в подземку, размышляя о том, что Оля так ей и не позвонила за те пятнадцать минут, в течение которых я ехал к Текстильщикам. Еду в центр. На "Пушкинской" выныриваю из перехода у здания редакции "Московских новостей" - вот он - московский Гайд-парк. Не знаю, как там у них - в Лондоне, а у нас здесь тусуются кучки людей, которые пытаются переспорить собеседников. Собираются незнакомые друг другу люди и обсуждают ту или иную политическую новость, тот или иной факт. Бурлящий улей, всеобщая говорильня - торжество гласности. В таких стихийно собирающихся кучках людей обязательно проявляется так-называемый лидер, который и говорит больше всех, и отвечает на вопросы тусовщиков, и мнение его, безусловно, авторитетно именно для этой кучки людей. Сегодня сработали какие-то незримые законы толпы и обычно обособленные кучки говорунов смешались в одну огромную толпу людей. Сегодня, как,впрочем, и всегда, здесь снуют туда -сюда бойкие торговцы неофициальными печатными изданиями. Здесь я заметил одного из них. Он то и дело оглядывался, суетился, что-то распространяя. Видимо, он начинающий, и дело, которым он занялся как то конфузило его, по всему ощущалось, что ему неуютно - парень не в своей тарелке. Публика толпится около него, он же, неуклюже рассовывал по бесчисленным карманам рубли и мелочь... Ему было очень сложно рассчитаться с покупателями без суеты и лишних движений. И это его поведение само по себе, привлекает к нему все большее число желающих приобрести то, что он продает. Людей становится все больше и здесь парень решает переместиться на более свободное место - ближе к улице Горького, что он и делает. Толпа устремляется вслед за ним. Попросив покупателей давать ему деньги без сдачи, этот достойный торговец ставит меня в неловкое положение, так-как именно в это время я протянул ему целых три настоящих советских рубля одной купюрой, именуемый ласковым словом "трояк". Между тем, он щедро раздавал экземпляры своего товара, стоимостью двадцать копеек, делая вид, что считает ту мелочь, которую ему совали со всех сторон покупатели. Мои три рубля озадачили его, но все же, ему каким-то образом удалось, роясь двумя руками в трех карманах, выделить мне сдачу - два рубля и полтинник. Торговля производилась так, что бюллетень МКНС от 31 декабря 1989 года продавец давал покупателю в руки, а прилагавшуюся к нему карту неформального движения 1989 года покупатель должен был самостоятельно достать из саквояжа, стоявшего между раздвинутых на ширине плеч ног продавца. Как только я, заполучив из его рук бюллетень, наклонился за картой неформального движения и уже ухватился за её угол, по толпе пробежало импульсивное волнение, ноги продавца стали инстинктивно сдвигаться одна к другой, закрывая саквояж... Моя рука, находящаяся в тот момент внутри, все же ухитрилась выхватить карту, не пострадав от захлопывающейся пасти саквояжа. Спустя мгновение, я оглянулся по сторонам и увидел несколько работников милиции. Они не представляли никакой опасности для бушующей вокруг толпы, но впечатление произвели. В бюллетене говорилось о некоем событии, начало которого состоялось 30 октября на площади Дзержинского, а закончилось арестом активистов на Пушкинской площади и предстоящими судебными санкциями. Бюллетень вмещал также ничем не привлекательную " Новую пьесу для механического пианино" по сценарию ОФТ (Объединенный фронт трудящихся). Небольшой комментарий к одному большому интервью, на мой взгляд, очень удачен и читается с большим интересом. Карта неформального движения 1989 года, составленная по данным Московского народного фронта, красноречиво обозначала территории, контролируемые массовыми народными движениями: вся Прибалтика, Армения, центральная Белоруссия, Молдавия, Кавказ (кроме Северного Кавказа), брюхо Узбекистана, восточное Поволжье - в основном территория Татарии, а также Средний и Южный Урал. Однако, возвратимся к событиям сегодняшнего дня. Внезапно в толпе выделилась группа неформалов с несколькими российскими флагами. Вначале было три знамени, потом пять. Затем над толпой взвилось знамя Украины, которое именуют "петлюровским". Несколько молодых людей весьма слабыми голосами известили толпу о том, что сейчас будет митинг. Наконец появился первый оратор. Организацию митинга взяли на себя члены Союза молодых демократов. К ним примкнули члены Демократического союза. - Господа! - обратился к присутствующим один из активистов митинга, - голос его потонул в общем шуме. Люди не однозначно отнеслись к обращенному к ним слову - "господа". - Семьдесят два года - в никуда! - выкрикнул кто то настолько громко, чтобы быть услышанным в радиусе двадцати метров. Люди, эмоции которых накалились на слове "господа", почувствовали какую-то разрядку. - Семьдесят два года - в никуда!- выкрикнул кто то снова. Кое кто захлопал в ладоши. - Господа! - продолжал между тем первый голос, - семьдесят два года мы живем под кровавым знаменем большевизма! Семьдесят два года в условиях тоталитарного режима! Семьдесят два года большевистской клики унесли девяносто восемь миллионов человеческих жизней..." и так далее и в том же духе разрезал молодой мальчишеский голос приредакционное МН - пространство Пушкинской площади. Полуминутную речь юный оратор завершил словами: "Почтим же память жертв минутой молчания..." Тем временем, людей становилось все больше. Вскоре трибуна центра митинга переместилась к центру площади, к памятнику Пушкину. Примечательно, что переход людей через проезжую часть между зданием редакции "Московских новостей" и центром площади происходил хоть и стихийно и массово, но не нарушая движения транспорта. При этом, мало кто воспользовался подземным переходом. Я пристроился в толпу переходящих через бульвар людей и впервые мне удалось перейти дорогу в этом месте не по подземному переходу, а по оживленной проезжей части. Я отнюдь не ставлю целью превратить дальнейшее описание моей прогулки в стенографическую запись митинга. На этот счет, возможно, сохранились соответствующие протоколы и резолюции как самого митинга, так и правоохранительных органов. Я так и не дождался завершения митинга. Все, о чем так возбужденно говорили ораторы, в принципе, находили положительный отклик в моей душе, а это воодушевляет. Митинг оказался смелым по содержанию, но робким по исполнению. В самый его разгар, на ступенях кинотеатра "Россия" грянул во всю мощь духовой оркестр, который свел на нет жалкие потуги очередных ораторов донести до сознания слушателей что бы то ни было уподобослушательное. Я поплелся по улице Горького, пересек проспект Маркса и одноименную площадь, вышел на Красную, затем по улице Куйбышева добрел до совершенно безлюдного Большого Черкасского переулка по которому и добрался до площади Дзержинского. Вечерело. Праздничный неон витрин и фонарей ласкал зрение. В театральном киоске на площади Дзержинского я приобрел целых два билета на спектакль в театр им. Ермоловой на 9 ноября. Послезавтра, стало быть, буду лицезреть "Женщину вне игры" Т. Рэттигана. В подземку я спустился на станции "Площадь Ногина". По дороге в Текстильщике, под стук колес метропоезда, вспоминал услышанную на митинге фразу: "наша сила - в единстве!" С кем же мне единиться? С кем единиться тому, чьи стихи не отвечают интересам руководителей государства? И вдруг, словно молнией прошило мозг: "Бэла!" - вспомнил Лермонтова. А что, если Ахмадуллина? В памяти мелькали строчки Пушкина и Лермонтова, и мои собственные стишки. А вот её стихи... Не помню ни строчки, но их смысл, их горячее содержание, их небесная мелодия... Именно она, именно Бэла может понять меня сейчас. Я вспомнил, как горячо врезались в мое сознание, нет, не строки, не рифма, а неистовая искренность её стихов в авторском исполнении. Поневоле вспомнилась недавно прочитанная книжка "Владимир или прерванный полет" Марины Влади. А что если отыскать Ахмадуллину в многомилионной Москве и показать ей свои стихи? До меня вдруг стало доходить, что истинному таланту не нужно выстилать дорогу. Здесь как раз не тот случай, когда семена должны упасть на подготовленную почву. Зерна сами собой отделятся от плевел и взрастут на любой, даже самой неподходящей почве. Унавоживание места посадки - дело неблагородное, да и не благодарное. Я понял, что мои стихи, несоразмерные по слогу, всего лишь бледные штрихи, и быть ничем иным не могут. Господи, какое же я ничтожество! Куда же ты делась, моя муза, мое проклятье? Ответь мне, стоящему на распутье: где мое призвание? Поэзия? Проза? Публицистика? Или нечто тройственное? Оценить собственные потуги не представляется возможным. Но собственная лень, знаю точно - мой естественный спутник. Это неоспоримо. Что же ещё? Трусость? Выжидание? - пожалуй, нет. Скромность? - вряд ли. Так что же? О, Бэла! Единственная отрада... Не ошибся ли я в тебе? Нравится
1 2 3 4 5 Категория: Мои статьи \| Добавил: len (20.12.2010) \| Автор: Виктор E
Просмотров: 871 \| Комментарии: 2 \| Рейтинг: 0.0/0